Октябрьская стачка и Московское восстание
В сентябре промышленные районы России начинает охватывать движение советов. По примеру ивановских ткачей новые органы рабочей демократии появляются на Урале, севере и юге империи и совпадают с наивысшим подъемом революционной стачечной борьбы. Обострение классовой войны с капиталом и самодержавием выступает теперь в открытую фазу пробы сил – кто кого.
Старый большевик С. И. Мицкевич вспоминал: « …7 сентября началась забастовка на Московско-Казанской железной дороге, а за нею и на других. В Москве началась знаменитая всеобщая политическая Октябрьская стачка, ставшая скоро всероссийской… Начали ее машинисты Казанской дороги во главе с машинистом Ухтомским, впоследствии расстрелянным во время подавления декабрьского восстания. В последующем движение на всех ж/д. дорогах приостановилось». Забастовка железнодорожников перекинулась на все отрасли и сферы жизнедеятельности общества. В борьбу вступали все новые и новые отряды трудящихся и целые губернии до этого не проявлявшие активности.

 «Школы еще с весны были закрыты, на казенных заводах работы прекращались еще чаще, чем на частных, все словом сговорились против правительства, быть может, один министр внутренних дел Трепов с жандармами и департаментом полиции не поддались в это тревожное время отчаянию. Но их час еще не наступил, и Николай оставался пока беспомощен перед надвигающей бедой» — писал о тех днях умеренный демократ В. П. Обнинский. В конце сентябре общая стачка стала неизбежной, а с 4 октября известия о новых примыкающих к ней районах и органах делаются непрерывными. Если верить данным книги «Полгода Русской революции» Обнинского, то с 4 по 19 октября было 163 известия о присоединениях к общей стачке, в которой по подсчетам автора участвовало более одного миллиона, а, по мнению советских историков свыше двух миллионов забастовщиков. Из телеграмм правительственного агентства видно также, что «не было такой общественной группы, которая не имела бы своих представителей среди бастовавших: ученики всевозможных заведений, начиная с детей школьного возраста и кончая студентами высших школ; железнодорожные служащие от стрелочников до инженеров; сельскохозяйственные рабочие и рабочие фабрик и заводов; телеграфисты и почтовые чиновники; наборщики типографий и редакций газет и журналов; врачи; целые войсковые части; земские и городские управы; чиновники захолустных присутствий и центральных государственных учреждений, где не стеснялись освистывать министров, как это было, например, в Государственном банке; адвокаты и судьи; домашняя прислуга; официанты ресторанов; служащие водопроводов и газовых заводов; аптекари и фармацевты; дворники и полиция и т. д. и т. д.».

Экономическая жизнь оказалась парализованной и застыла. Столицы и крупные города словно вымерли. Прекращались банковские операции, биржевые ценности летели вниз, и крупная буржуазия несла грандиозные убытки. Промышленники и биржевики волновались, но они и были единственные союзники самодержавия в те дни.

Всеобщий характер забастовки поражал. Фактически во всех крупных городах и рабочих поселках шли непрерывные митинги, собрания, демонстрации и пикеты. Выдвигались самые радикальные экономические и политические требования вплоть до установления демократической республики. Полиция уже не справлялась с разгонами и фактически самоустранилась.

Паралич власти и всеобщее движение многих социальных слоев, и в первую очередь пролетариата, вынудили верхушку правительства во главе с графом Витте «портсмутским», недавно заключившим мир с японцами, уговорить Николая II пойти на декларативные уступки конституционного характера. 17 октября был объявлен царский манифест о дарованных свободах – возможности объединения в партии, союзы, и выборах в первый русский парламент – Думу. По словам того же В. П. Обнинского: «Манифест не произвел сильного впечатления, совещательной Думе никто не придавал значения, все понимали, что она будет без остатка поглощена чиновничеством». Действительно было понятно, что временная уступка призвана сбить накал борьбы.

Однако после опубликования манифеста произошло четкое размежевание классовых и политических сил революции. Русская буржуазия встретила манифест с ликованием. Она рассматривала его как политическую базу объединения буржуазии с царизмом для ликвидации революции. Создаются буржуазные партии: «Союз 17 октября» и «Конституционно-демократическая партия» во главе с Милюковым (бывший «Союз Освобождения»). Формируется и растет на деньги либеральной буржуазии и под контролем кадетов пресловутый «Союз Союзов». Большевики, проводившие политику «левого блока» с эсерами и единых комитетов с меньшевиками, определяя свое отношение к манифесту 17 октября, оценили его как маневр самодержавия, которым оно пытается ввести в заблуждение народные массы, расколоть силы революции, оторвать от пролетариата революционное крестьянство, таким образом изолировать рабочий класс, ослабить его, а затем, собравшись с силами, раздавить революцию.

И действительно анализ большевиков подтвердился. Рабочий класс, не удовлетворившись царской подачкой, шел навстречу открытому вооруженному восстанию. В начале ноября в Москве организуется Совет рабочих депутатов, а еще ранее 13 октября появляется Совет в Петербурге. В северной столице двадцати трехлетний Лев Троцкий, редактировавший левую газету «Начало» под псевдонимом Яновский, становится заместителем председателя Совета Г. С. Хрусталева-Носаря, а после его ареста и его фактическим лидером. Совет охватывает все промышленные районы и предместья Петербурга, на равных ведет переговоры с главой правительства графом Витте, становится практически вторым органом власти, а его газета «Известия», тираж которой достигал 60 тысяч экземпляров ежедневно, получает невиданную популярность среди трудящихся. Однако «северному» Совету так и не удалось развернуть вооруженное восстание, в силу ареста его депутатов 3 декабря и усталости и неготовности петербургского пролетариата после октябрьской стачки. Основное сражение рабочих с самодержавием развернулось в Москве.

6 декабря заседание Московского Совета рабочих депутатов, контролировавшегося большевиками, на котором были делегаты от 91 производства и представители конференции профсоюза железнодорожников и почтово-телеграфных служащих приняло решение начать 7 декабря в 12 часов всеобщую политическую забастовку, которая, по сути, переходила в восстание. Однако, не смотря на пассивность гарнизона, царским властям удалось вызвать верные гвардейские части из Петербурга и приступить к подавлению рабочего выступления.

Десять дней длились неравные бои немногочисленных дружинников с семеновскими бандами, возглавлявшимися московским градоначальником адмиралом Дубасовым. День за днем с применением артиллерии, пехоты и казаков, захватывались район за районом, громились баррикады и сужалось кольцо борьбы московской рабочей милиции, дойдя 16 декабря до границ Красной Пресни – последнего оплота восстания. «Если бы можно было сверху одним взглядом окинуть Пресню, мы были бы поражены необычайным зрелищем: внутри огромного вражеского кольца, опоясавшего район, мы увидели бы с десяток улиц и переулков, пересеченных баррикадами и красными флажками. Между ними снуют люди: мужчины, женщины, дети и старики. В центре за баррикадами никого нет. Только на окраинах кольца видны маленькие кучки дружинников, а вокруг этого мятежного островка стоят многочисленные колонны вооруженных до зубов царской армии» — вспоминает бывший дружинник рабочий Бляхин. Однако восставшие рабочие выдержали в течение всего 17 декабря натиск этой махины. Исключительную стойкость в этот день проявила боевая дружина фабрики Шмита, возглавляемая большевиком Николаевым. Но, все же учитывая ситуацию, Московский Совет 18 декабря организованно прекращает восстание.

Кроме Москвы вооруженная борьба в декабре и январе вспыхивает и в других местах. На Урале возникают целые партизанские районы, действовавшие многие месяцы, несколько недель ведет борьбу Ростовская Коммуна, на востоке создаются Иркутская республика и Читинский Совет, в октябре в Севастополе во главе с лейтенантом Шмидтом поднимается восстание матросов и солдат морской базы, в огне полыхает Кавказ, Прибалтика и Польша. Ленин так оценивал эти события: «До вооруженного восстания в декабре 1905 г. Народ в России оказывался не способным на массовую вооруженную борьбу с эксплуататорами. После декабря это был уже не тот народ. Он переродился. Он получил боевое крещение. Он закалился в восстании. Он подготовил ряды бойцов, которые победили в 1917-м».
 
Итоги революции и ее характер
После декабрьских событий и массового правительственного террора, вакханалии военно-полевых судов, революция пошла на спад. Еще шли забастовки в 1906 году охватившие отсталых рабочих легкой и пищевой промышленности не участвовавших в октябрьской стачке прошлого года, еще гремели восстания в Свеаборге и полыхали крестьянские бунты. Однако накал спадал. А Дума, как отдушина для выпускания пара, полностью показала слабость и ничтожность русского буржуазного либерализма не способного противостоять разгону сначала первой, а потом и второй Думы 3 июня 1907 года. Народные массы оказались равнодушными к экспериментам господского парламентаризма. Пролетариат же отступал, но для того чтобы как следует набраться сил, для следующего удара.

И хотя революция оказалась не законченной, не достигла первоначальных целей и потерпела поражение, все же молодой российский рабочий класс получил опыт незабываемых боев с капиталом и царизмом. Впервые пролетариат оказался способным на общенациональную всеобщую забастовку с политическими требованиями, его сознание в ходе вооруженной борьбы несоизмеримо выросло, повсеместно были сформированы и прошли школу противостояния его классовые организации – профсоюзы, советы, рабочая милиция. Выросла и закалилась вместе с классом и его партия – РСДРП, с ведущей фракцией большевиков. Пришло твердое понимание, что пролетариат способен и должен взять власть, и что он только один и был главной движущей силой этой революции. И рабочий класс, не смотря на поражение, стал сильнее в огне бушующих событий, а его выдающиеся кадры стали основой для будущей победы.

Вместе с пролетариатом революцией были пробуждены к политической жизни и классовой борьбе миллионы забитых угнетенных трудящихся города и деревни. Крестьянские массы, поднявшие знамя аграрной войны, самой логикой схватки с помещиками и царизмом сплачивались вокруг пролетариата и порывали с буржуазными партиями, становясь огромным неисчерпаемым резервом революционной армии.

Национальные окраины и народы, попавшие в кабалу русского царизма ощутили в восставшем пролетариате своего союзника и освободителя, впервые попытались вырваться из оков вечного маразма и угнетения.

Первая русская революция дала толчок и европейском рабочему движению. Массовые забастовки в Австрии, Саксонии, Франции, политические демонстрации и активизация левых сил во II Интернационале говорят о том, что более мощный рабочий класс европейских стран на примере борьбы русских рабочих способен подняться на борьбу за социализм. Более того, русская революция оживила народы востока. Ленин в своей работе «Пробуждение Азии» указывал на волну демократических революций в Азии – Турции, Персии, Китая, движение в Индии пишет, — «Мировой капитализм, и русское движение 1905 года окончательно разбудили Азию. Сотни миллионов забитого, одичавшего в средневековом застое, население проснулось к новой жизни и борьбе за азбучные права человека, за демократию… Пробуждение Азии и начало борьбы за власть передовым пролетариатом Европы знаменует открывшуюся в начале ХХ века новую полосу всемирной истории».

Однако очень большие споры в отношении специфики русской революции обозначились в Европейской революционной среде. Уже события 9 января поставили в рядах русской социал-демократии вопрос о характере начавшейся революции и ее главных движущих силах. И не смотря на временное формально-организационное объединение в единые комитеты двух фракций РСДРП, размежевание в реальности между ними лишь обострилось и усилилось. На сторонников слепого следования догмату буржуазного характера революции и преклонения перед либеральной капиталистической оппозицией с одной стороны, и на активных борцов за самостоятельность и ведущую роль рабочего движения в этой революции, как в постановке своих отличных от общедемократических политических и социальных задач, так и в вопросе взятия власти. Спор между меньшевиками и большевиками облекался теперь не в голые эмигрантские теоретические дискуссии, а в разной тактике, стратегии и действиях, в ориентации на разные классы и исторические силы общества, на прошлое и будущее, наконец.

Слабость, ничтожность и реакционность русской буржуазии не оставлял ей исторических перспектив. И к этому пониманию подходили и другие левые социал-демократы Европы. Роза Люксембург писала: «Таким образом, нынешняя революция в России по своему содержанию далеко выходит за рамки ранее происходивших революций и по своим методам не примыкает ни к старым буржуазным революциям, ни к прежним парламентским боям современного пролетариата. Она создала новый метод борьбы, соответствующий как ее пролетарскому характеру, так и связи борьбы за демократию с борьбой против капитала, — революционную массовую забастовку. Итак, по своему содержанию и методам она — совершенно новый тип революции. Будучи формально буржуазно-демократической, а по сути своей – пролетарско-социалистической, она как по содержанию, так и по методам является переходной формой от буржуазных революций прошлого к пролетарским революциям будущего, в которых речь уже пойдет о диктатуре пролетариата и об осуществлении социализма».

Через 12 лет анализ полностью подтвердился, и ее пролетарская социалистическая программа была заложена Лениным в знаменитых «апрельских тезисах». И что не успел сделать 1905-й год, довершил семнадцатый.
 
Начало статьи вы можете прочитать здесь:
Часть 1
Часть 2